Прелюдия подводного змея
Мир психически неразмерен
и практически нелюдим.
Там витают прелюдий нервы
и теорий подводный дым.
Тонут в нем голубей мольберты -
отмолчавшие птицы нот.
Так в природу вещей обёрнут
мой похожий на март блокнот.
Так же сходны недоговорки
обмелевшей моей тоски
и, подсевшие на иголки,
огнестрельных секунд виски.
И в вмятении бесповоротном,
заметая следы потерь,
я вползаю спиралью кроткой
в позабытую веком дверь.
Но сколочен из водомеров
пробуравленный тенью мир.
Там витают теорий нервы
и прелюдий подводный дым.
Звезда по прозвищу мотылек
Средь цветов, распыляющих запах лиловый,
словно сонник распахнут пергамент его лепестков.
Так же шорох невзрачный чуть вздрогнет, и снова по новой
шелохнется неслышно сокрытый под воду песок.
Там флюиды кишат мошкарою циклопов и дафний,
а циклопы и дафнии в рожике лунном кишат.
И еще холодцом эпитафий и давних преданий
осыпается небо, и звезды остынуть спешат.
И прибрежные древа, согнувшись над ряской волхвами,
молчаливо и вдумчиво в желтый глядят огонек.
То ли сон это их, то ли ветер проснулся волнами,
или утренней птахою новый сгорел мотылек...
Фортуна-Омега
Вот это да,
светает звезда
над домом.
И домов домино
и давно, и давно
исконно.
Небу не вспомнить звания,
небу не вспомнить звания -
это свыше дано.
Лунного сада
пивные дрожжи,
шелковый Млечный путь,
домашнее им задание -
задиристый звездный пунш,
или пушинки швырять, играя,
под ноги
и в лицо.
Старуха стоит нагая,
старуха стоит нагая -
и вертится колесо:
птицы и слова
о любви,
и дым весений
весь из слез,
звезды
и глаза печальные
в ручьях,
паруса из простыней,
паруса из простыней
(не вопрос)
на кресты набросятся
сгоряча.
Или тенью корчится
клоун - мой карандаш.
Этот короный номер,
этот коронный номер -
как похоронный марш,
а звезды хоронят книги,
звезды хранят обет.
Звезды - они
как рыбы
молятся лбом об лёд.
...Или же сматывать удочки,
или мотать на ус.
Шимонает темными улицами,
шимонает темными улицами
психобольной Иисус,
камушки подбирает,
пуляет ими в окно,
кто окно ни откроет:
нету там
никого,
и только пустая стая
уставилась в провода.
Светала звезда святая,
светала -
вот это да!
Проснуться
Посвистом дали брошены,
под ноги сном расстелены.
Боже мой,
как непрошенно
карта в песок искрошена,
бисером вех растеряна.
Утром ты встанешь замертво, -
новая быль раскатана:
Дышишь,
а сердце замерло.
Видишь -
и дверь не заперло -
надо же...
Как негаданно:
Дали всё те же светятся,
снова пути причалены,
значит, нам сбыться,
свериться,
значит, нежданно встретиться
где-нибудь там -
нечаянно...
По гексогену
Нас выбросит куклой на битые сны
и ворох железобетона.
Меня подберут отголоски весны,
заштопают трауром стоны.
Но вновь на заплатках для кукол больных
проступят кровавые пятна.
И всё повторится для всех остальных,
и всем уже будет понятно,
что мы манекены для красных одежд,
иные пока что - для черных,
до слез обнаженные плахи надежд,
до вычура фразы никчемной.
сентябрь 1999
| 
